Проблема пенсионеров

В мире без налогов существование «нынешних» пенсионеров для многих представляется проблемой. Сегодняшние старики были трудоспособны во времена, когда возможность сберегать на старость была очень ограничена из-за государства. И их много, настолько много, что от этой проблемы нельзя отмахнуться.

Но как раз то обстоятельство, что их много, с точки зрения самих пенсионеров должно было бы снять проблему – они могли бы навязать трудоспособным свою волю. Последним ничего не оставалось бы, как уступить и делиться с пенсионерами частью своего богатства. Правда, здесь можно было бы возразить: что, если трудоспособных так мало, и становится всё меньше, что создаваемого ими богатства катастрофически не хватает пенсионерам, даже если бы они забирали всё в ноль? Это было бы проблемой даже с их точки зрения. Но в таком случае проблема пенсионеров не является специфической проблемой безналогового общества. Вопрос «как быть пенсионерам в безналоговом обществе» ничем не отличается от этого же вопроса, только применительно к государству. Другими словами, это не может быть аргументом за налоги.

Но то, что пенсионеров очень много, ещё не означает, что они действительно могут навязывать свою волю остальным. Ведь не будет чрезмерным преувеличением признать, что пенсионеры не только нетрудоспособны, но и не боеспособны. Тогда почему остаётся проблема пенсионеров и вообще, почему они всё ещё живы? В чьих глазах пенсионеры являются проблемой, от которой недопустимо отмахнуться и позволить им вымереть из-за отсутствия средств к существованию?

Очевидно, в глазах кого-то, кто трудоспособен. Результат голосования на выборах, даже если бы голосовали только пенсионеры, или соответствующее распоряжение правительства сами по себе ничего не определяют, потому что кто-то должен согласиться с ними. В свою очередь, таких сочувствующих пенсионерам людей тоже должно быть достаточно много, чтобы их мнение имело решающее значение. В противном случае, опять же, для пенсионеров не имеет значение, есть налоги, нет налогов – и так и так им крышка.

Таким образом, для продолжения дискуссии не остаётся ничего, кроме как предположить, что людей, сочувствующих пенсионерам, подавляющее большинство. С этого момента открывается два пути для размышлений. Один короткий: если сочувствующие сами не будут помогать пенсионерам, а силой заставят делать это немногочисленных не-сочувствующих, то богатство последних очень скоро истощится и пенсионеры вымрут.

Если же сочувствующие сами будут помогать пенсионерам, то зачем тогда налоги? Затем, нам отвечают, что среди сочувствующих могут быть «безбилетники». Не один-два, а много, настолько много, что сочувствующих, которые реально помогают пенсионерам, недостаточно. Но это означает, что сочувствующих, по мнению самих сочувствующих, мало и отбрасывает нас к выше сказанному: есть налоги, нет налогов, а пенсионерам крышка.

Таким образом, аргумент «за» налоги, основанный на помощи пенсионерам, обращается к тому, что вообще не имеет значения для данной проблемы. Кроме того, можно сделать вывод, что передача государственной собственности в управление пенсионными фондами или приватизация с оговоркой «для пенсионеров» не спасёт положение. Приватизация должна быть без всяческих оговорок. Если сочувствующих достаточно, они позаботятся о пенсионерах, если нет – ничто не поможет.

PS. «Но что, если большинство сочувствующих бедны, а богатые люди в основном находятся в стане не-сочувствующих?». На этот вопрос дан ответ здесь.

Причины косвенного обмена

Бартер неудобен, поэтому появились деньги. Так обычно объясняют, почему есть деньги и вообще косвенный обмен. Сначала шило нужно обменять на рубашку, потом рубашку на рукавицы, рукавицы на брюки, брюки на шапку и уже шапку обменять на вожделенное мыло. Мучительно длинная цепочка.

Но, во-первых, это не бартер, а косвенный обмен, потому что все вещи между шилом и мылом использованы в качестве средств обмена. Во вторых, неудобство здесь вообще не причём. Люди до сих пор не умеют летать как птицы или дышать под водой как рыбы, несмотря на то, что эти умения облегчили бы им жизнь.

Причинами косвенного обмена и денег являются:

1) Различная реализуемость (ликвидность) разных товаров и услуг. Если шило одинаково трудно или одинаково легко обменять как на мыло, так и на рубашку или любой другой товар, то не было бы никакой цепочки. Был бы только прямой обмен, то есть шило сразу на мыло.

2) Люди не всегда стремятся тут же, не откладывая, расходовать все вырученные средства обмена. То ли потому, что не хотят удовлетворять свои потребности немедленно, то ли потому, что ожидают более благоприятных условий для дальнейших обменов. Если бы это было не так, то не было бы необходимости выяснять, какой товар более реализуемый, а какой менее. Не стоял бы вопрос «а смогу ли я в будущем обменять именно это средство обмена на нужную мне вещь?», потому что весь запас средств обмена уже истрачен.

3) Неопределённость будущего. Там, где всё заранее известно, хранение средств обмена не приносит никаких выгод. Все будущие обмены уже согласованы – по времени, цене и всем другим мыслимым параметрам.

Имея это в виду, трудно представлять себе деньги как нечто вторичное по отношению к «настоящим» товарам или как «смазку» для обменов. И наоборот – если видеть причину появления денег просто в удобстве по сравнению с бартером, то придётся согласиться, что деньги нейтральны, что от их количества зависит «состояние экономики» и что покупательная способность денег может быть стабильной.

Интерес большинства

К северу от Днепропетровска, если ехать по полтавской трассе, есть небольшое сельцо. У них там нет машин скорой помощи, и это их не устраивало. Они решили скинуться и купить на село одну или две «скорые». Между ними не было особых разногласий по поводу самой необходимости сбрасываться, пока не пришло время решить – всё-таки одну машину или две? Вот тут уже начались споры. Решили голосовать. Большинство проголосовало за покупку двух машин. Каждый внёс свою долю, в два раза большую, чем если бы покупали одну машину, и купили. Сейчас у них в селе две «скорые».

Теперь нужно разобраться с «интересом большинства» (или меньшинства, но это одно и то же).

Вот есть конкретные люди, которые пожелали расстаться с неким количеством денег в обмен на то, что их всех будут обслуживать две «скорые». Интерес каждого из них заключается в этом обмене. В таких случаях говорят: путём голосования было выяснено, в чём заключается интерес большинства в отношении машин скорой помощи.

А я говорю, что это полный булшит. Интерес всех этих людей прямо противоположен друг другу. «Скорые» нужны не селу, не большинству, не меньшинству. Машина скорой помощи нужна конкретному человеку в конкретное время. Нужно, чтобы она приехала к нему, а не умчалась по другому вызову или стояла в это время на ремонте. Но во время голосования они не решали вопрос о том, к кому из них «скорая» поедет, а кто останется без помощи. То есть, предметом голосования был вопрос, не имеющий отношения к интересам конкретных людей в части обеспеченности скорой помощью. Поэтому неправда, что путём голосования было выяснено, в чём заключается чьи-то интересы.

В пятидесяти километрах от этого села расположено другое село. В нём есть «скорые», но никто на них не сбрасывался, потому что там два человека, отдельно друг от друга, ведут бизнес по продаже услуг скорой помощи. Вот жители этого села, покупая услугу «скорой» (или воздерживаясь от покупки), голосуют как раз по тому вопросу, ответ на который ищут, но не находят, жители первого села.

Возражение № 2 (Р.Лонг)

В дополнение к тому, что сказал Лонг на это утверждение:

«…человеческая, социальная кооперация требует наличия структуры закона в качестве основы. Причина, по которой мы можем доверять друг другу при кооперации, состоит в том, что мы знаем о наличии законных сил, наказывающих нас в случае нарушения прав друг друга. Я знаю, что они накажут меня, если я нарушу ваши права, но они накажут и вас, если вы нарушите мои. Я могу доверять вам, потому что мне не приходится полагаться на ваш личный характер. Мне достаточно положиться на то, что вам будет угрожать преследование по закону. Таким образом, социальная кооперация требует правовой структуры, подкрепленной силой…»

Если под «кооперацией» понимать взаимовыгодное сотрудничество, то это утверждение содержит в себе противоречие.

Возьмём потенциальный акт обмена. Утверждается, что данный акт был бы выгоден обеим сторонам, однако есть загвоздка – стороны не доверяют друг другу. Поэтому без наказывающей законной силы, как бы привносящей доверие, этот акт (взаимовыгодный акт) не состоится. Но недоверие здесь как раз и означает сомнение в том, что именно данный акт выгоден сторонам или стороне, которой не доверяют. Иными словами, выражается подозрение, что одной или обеим сторонам выгоден какой-то другой акт.

Таким образом, сначала утверждается, что без наказывающей силы не состоится взаимовыгодный акт, а в объяснении, почему это так, говорится о не-взаимовыгодном акте. Получается, именно не-взаимовыгодный акт не состоится без «наказывающей законной силы».

Фронтир

(вымышлено всё, можно не беспокоиться даже о случайных совпадениях)

Представим себе общество. Общество – люди, среди которых идеологии разрушения, типа социализма/этатизма, далеко не преобладающие; люди, открывшие и продолжающие открывать преимущества разделения труда и обмена. Их земли граничат с территориями, на которых живут враждебные им существа. Эти злобные создания организовываются в несметные полчища и всё время норовят стереть с лица земли всех людей из общества. Разумеется, в обществе нет никаких налогов и воинской повинности.

Обычно спрашивают, как общество сможет обороняться от орков. Но мало кто спрашивает, как орки смогут выстоять против людей из общества.

Один человек пришел к выводу, что в следующем году будет напряженка с подсолнечным маслом. То ли он предвидит плохой урожай, то ли считает, что другие люди маловато подсолнуха засеяли – сейчас не важно. Важно то, что он решил воспользоваться будущим разрывом цен и начал скупать землю под подсолнух. Тут его взгляд упал на пограничное поле, отлично подходящее для его затеи. Проблема только в том, что оно находится на той стороне границы. Не нужно тратить деньги на покупку этого участка – орки не знают торговли, зато придётся потратиться на его отвоевание, то есть отодвинуть линию обороны дальше. А затем этому человеку нужно будет нести расходы по защите своей земли от орков. Если он не ошибся в предположениях, с одной стороны, о будущих ценах на подсолнечное масло и, с другой стороны, о будущих ценах на услуги бойцов и другие факторы производства, то выручка от продажи покроет расходы и на производство, и на защиту.

Жители, так сказать, тыла, не сбрасываются на содержание армии, оборонительных сооружений, заградительных отрядов и так далее. Они просто покупают товары и услуги, тем самым давая сигнал владельцам приграничных земель: да, эти земли дают нам нечто ценное, продолжайте их удерживать – мы платим.

Здесь можно обратить внимание на три момента.

Первый, самый неважный. Если орки будут организованно нападать, то и защита потребуется организованная, а не такая, как вздумается отдельному собственнику или руководителю бойцовской фирмы. Но ничто не мешает им объединяться в ассоциации, разрабатывать стандарты и правила и следовать таким правилам. Такое даже в нашем, «реальном» мире повсеместно, а там так тем более.

Второй, поважнее, и важный для третьего. Цена защиты. Сегодня мы видим, что частная армия и вооружение – недешевое удовольствие. У этого есть свои причины. Но в мире, о котором мы говорим, есть постоянная и не иллюзорная опасность быть разорванным на кусочки, там защита от орков – обычная статья в калькуляции расходов. Это обычный бизнес, в котором стремятся как можно дешевле и качественнее удовлетворять потребности покупателей, в котором развита конкуренция. Там цены будут другими. Кроме того, при прочих равных условиях люди из общества, поскольку это общество, будут богаче орков. У них будет больше оружия, и оно будет лучшего качества.

Третье. Если участок, то, что на нём можно вырастить, то, что из него можно извлечь, то, что на нём можно построить, уже не настолько ценен для покупателей, чтобы оправдать издержки по защите – владелец несёт убытки. Рано или поздно этот участок будет отдан оркам. И так клочок за клочком, поле за полем, километр за километром. Продолжая рассуждать дальше, мы можем увидеть грустную картину. Крохотный пятачок земли, как сельдями в банке набитый людьми из общества, со всех сторон окруженный злобными тварями. Со дня на день ожидается финальная кровавая резня, общество на грани уничтожения. Не будем отрицать возможность такого исхода. Но посмотрим, к чему приведёт переход к насильственному финансированию армии. Следствием такого грабежа будет то, что люди станут беднее. Ресурсов для отражения орочьих атак станет меньше. Их будет ещё меньше в результате защиты убыточных, не ценных земель. Когда израсходуются накопленные высокотехнологичные способы защиты и вооружение, люди будут вынуждены использовать, грубо говоря, луки и копья. Преимущество людей, военная мощь, улетучится как дым. Я оставлю открытым вопрос о том, какой путь к смерти быстрее – постепенная сдача земель или насильственная армия. Лишь подчеркну, что второй путь принципиально не может быть спасением.

До сих пор мы рассматривали людей и бушующее вокруг них море орков, единственным желанием которых было убить всякого человека. Но что если там будут не орки, а такие же люди, только глюпые? Тогда граница будет с той стороны. Те люди, которые из не-общества, будут держать оборону, а не наоборот. Они будут заботиться о предотвращении тлетворного влияния людей из общества, о контрабанде товаров и идей. Они будут противостоять стремлению людей из общества завладеть территорией, принадлежащей руководителю не-общества.

Вот что бандит животворящий делает!

В модели стационарного бандита Олсон исходит из того, что разделении труда и обмен являются необходимым условием роста благосостояния людей. Именно в расчёте на этот рост стационарному бандиту выгодно позволить торговлю, потому что тогда и ему самому больше перепадёт. Более того, в его интересах не просто позволить, но даже приветствовать и поощрять разделение труда и обмен. Здесь критичную важность имеет невмешательство стационарного бандита в дела людей (кроме, собственно, взимания налога) – в противном случае ожидаемого увеличения богатства точно не произойдёт. Это перечеркнуло бы всю затею, потому что вмешательство аннулирует обмен, который по определению является актом свободного выбора. Вмешательство открывает тему социализма, невозможности расчёта и обнищания. Согласно Олсону, такой поворот нежелателен для стационарного бандита и потому последний будет стараться не ступать на эту гибельную дорожку.

Но возможно ли это? То есть, совместим ли обмен со стационарным бандитом? Чтобы сосредоточится на этом вопросе, я сейчас соглашусь со всеми остальными предпосылками, на которых построена данная модель, какими бы сомнительными они не были.

Так же как и деньги, блага и богатство не нейтральны. Всегда имеет значение, кто их оценивает. Для стационарного бандита, как и для любого человека, разные блага имеют разную ценность – он сильнее стремится заполучить одни из них, другие его интересуют меньше, а третьи вообще ничего не значат для него. Но люди производят разные товары, не спрашивая у стационарного бандита, нужны ли они ему – таково требование рассматриваемой модели. Что стационарному бандиту делать с ненужными ему благами?

Для простоты и наглядности предположим, что разделение труда затронуло только две отрасли – производство хлеба и рыболовство. На рынке два товара – хлеб и рыба, всё остальное производится самостоятельно и только для себя. Также предположим, что стационарный бандит не нуждается в хлебе, или нуждается, но в меньшей степени, чем в рыбе. Но налог, по условию задачи, он взимает и с хлеборобов, и с рыбаков. Куда ему девать хлеб? Если просто уничтожить, то тогда рушится вся конструкция, ведь было сказано, что стационарный бандит заинтересован в росте благосостояния всех людей, участвующих в разделении труда, а не только тех, кто делает что-то полезное для бандита. А так хлеборобы и их успехи в бизнесе ему до лампочки; теряется смысл вообще взимать с них налог. Для него было бы достаточным только отбирание рыбы у рыбаков (он мог бы уменьшить налог для хлеборобов, но принципиально это не повлияло бы на ход нашего рассуждения), но тогда уже на этом этапе размышления ни о каком свободном рынке не может быть и речи. Такое вмешательство бандита будет прямым образом угнетать бизнес рыбаков. Есть еще возможность отдать хлеб в виде благодетельности – об этом ниже.

Итак, решение уничтожить хлеб не годится, потому что не вписывается в модель стационарного бандита. Поэтому попробуем другое. Он может продать рыбакам отобранный у хлеборобов хлеб. Тогда у него будет рыба, отнятая у рыбаков как налог плюс рыба, отданная ему рыбаками добровольно в обмен на хлеб. В результате, потребность рыбаков в хлебе частично удовлетворена, но хлеборобы то не получили от этого ни рыбёшки. Поэтому часть из них перестанут заниматься хлеборобным бизнесом ввиду его невыгодности. На них действия стационарного бандита оказали негативное влияние. Поскольку спрос на хлеб со стороны рыбаков не изменился, а предложение хлеба сократилось, то рыбакам просто не хватит хлеба. Его цена в сделках между хлеборобами и рыбаками увеличится. Они тоже в минусе. Рыбацкий бизнес, как и хлеборобный, стал менее выгодным.

Торговля сократилась, меньше людей участвуют в разделении труда и больше занятых изолированным хозяйством, то есть хлеб и рыба только для себя и бандита, но не на продажу. Снизилась производительность труда и, следовательно, наш бандит получит меньше ценимой им рыбы. Очевидно, это не то, что задумывалось. Такой исход нежелателен для всех. Модель стационарного бандита не работает так, как воображал себе Олсон.

Здесь будет не лишним подчеркнуть еще одно немаловажное обстоятельство. Идея о том, что разделение труда на «хлеборобство» и «рыболовство» выгодна участникам такого разделения и вытекающая из неё идеи выгодности обмена хлеба на рыбу возникла до бандита, а с его появлением угасла. Если бы бандит был с «самого начала», то человечество никогда бы не узнало торговли. Вообще общества бы не было. Это к вопросу о том, что бандит был всегда и что он даже является необходимым условием зарождения разделения труда и обмена.

Как стационарный бандит может исправить ситуацию? Он мог бы заставить часть людей заниматься хлеборобством специально для нужд рыбаков с тем, чтобы побудить их ловить больше рыбы. Это можно было бы назвать благодетельностью в пользу рыбаков, но для хлеборобов это рабство. Если на то пошло, бандит мог бы просто всех заставить ловить рыбу, что, разумеется, также несовместимо с условиями задачи. Как ни крути, а модель стационарного бандита, изложенная Олсоном, не совместима с разделением труда и обменом. Как теория, претендующая на описание мира людей, она не состоятельна.

PS. Я использовал пример без денег, то есть хлеб прямо обменивался на рыбу. Можно было бы усложнить пример, введя в него миллионы разных товаров и средство обмена – как оно и есть в действительности. Это ничего не изменило бы по сути, но зато отчетливо продемонстрировало бы, что в модели стационарного бандита денег быть не может и он неизбежно столкнётся с проблемой расчёта, со всеми вытекающими последствиями. Коротко говоря, ему пришлось бы отнимать деньги у хлеборобов, которые те получили от рыбаков за свой хлеб и тут же отдавать эти деньги обратно рыбакам в обмен на рыбу (я намерено упускаю вопросы ценообразования и взаимного влияния цен, которые устанавливает бандит и складывающихся между хлеборобами и рыбаками). Рыбаки опять эти же деньги предлагали бы хлеборобам, а хлеба то больше нет – как было показано выше, хлеборобы уменьшили производство хлеба на продажу. Всё, на эти деньги уже ничего не купишь, и они перестали быть деньгами. С добавлением количества видов торгуемых благ ситуация очень сильно усложняется и это усложнение может на время замаскировать истинное положение вещей. Но с другой стороны, из-за этого же усложнения невозможны хоть сколь-нибудь осмысленные действия стационарного бандита, если, конечно, оставаться в рамках модели Олсона.