Треть кошелька или жизнь!

В продолжение темы о цене государства

Одним из характерных признаков обмена как добровольного действия является его прекращение, когда участник обмена больше не ценит следующую единицу получаемого блага выше, чем следующую единицу блага отдаваемого. Обмен прекращается несмотря на то, что у участников еще могут оставаться блага, которыми они могли бы обменяться, будь у них такое желание. Но если кто-то из них обладает силой принуждения, он может попытаться принудить вторую сторону отдавать принадлежащие ей блага. Это уже будет не добровольное действие и не обмен. Человек, которого пытаются принудить, теперь сравнивает ценность отдаваемых благ не с получаемыми взамен благами, а с последствиями сопротивления принуждению или уклонению от него. Было бы ошибкой считать, что во время этого выбора принуждаемая сторона принимает в расчёт ценность получаемых от принуждающей стороны благ. Если бы это было так, то это была бы обычная покупка, только по возможно более высокой, с точки зрения данного покупателя, цене. О таких сделках часто говорят: продавец вынудил покупателя (или наоборот); но это не имеет ничего общего с принуждением, о котором говорилось выше. В экономическом смысле обмен как добровольный акт тем и отличается от действия по принуждению, что в последнем не имеет никакого значения, передаёт ли что-либо принуждающий в пользу принуждаемого и насколько оно ценно по мнению принуждающего. Даже если принуждающий что-то и передаёт, в глазах принуждаемого оно не имеет ценности. Также, не имеет значения тот факт, что принуждаемый пользуется тем, что ему передал принуждающий – у него просто может не быть выбора.

Таким образом, нет разницы между налогом и грабежом, несмотря на то, что сборщик налога может оказывать налогоплательщику услуги или передавать ему что-либо. В обоих случаях ни плательщик налога, ни жертва ограбления не получают для себя ничего ценного (разве что опыт, но его даёт не сборщик налога или грабитель, а интерпретация произошедших событий налогоплательщиком или жертвой грабежа плюс предугадывание событий будущих). В обоих случаях они только отдают. Если же налогоплательщик или жертва ограбления считает, что он получил от сборщика налога или грабителя что-то ценное, то он не является налогоплательщиком или жертвой – он покупатель.

Существует мнение о том, что налог может быть разумным, или справедливым. Оно является ничем иным, как ценностным суждением. Несмотря на присутствие слова «разумный», это мнение невидимо для разума, оно не поддаётся дискурсивному обсуждению. То, что его сторонники оперируют агрегированными величинами (ВВП, совокупный спрос и т.п.) ни в коей мере не придаёт их мнению аргументированности. Потому что речь идёт исключительно об индивидуальных оценках, представлениях о ценностях и последствиях сопротивления или уклонения от принуждения. Ничего из этого агрегировать невозможно.

Ценностные суждения всегда произвольны и можно доказать, что любая величина налога, называемая кем бы то ни было «разумной», является произвольной и выражающей только мнение озвучившего эту величину человека.

Разумный налог можно описать как «не слишком большой для плательщика и не слишком маленький для сборщика». Вначале рассмотрим первую часть: «не слишком большой для плательщика».

Принуждаемый к платежу человек выбирает между двумя альтернативами – заплатить или сопротивляться (уклониться). Он сравнивает последствия, с которыми он столкнётся либо потеряв определённое количество денег, либо противясь принуждению. Если величина налога такова, что потеря денег для него хуже, чем сопротивление или уклонение, то по отношению к нему это и есть «слишком большой налог». Это верхняя граница налога, любая величина, равная ей или превышающая её, невозможна. Следует еще раз подчеркнуть, что всё здесь сказанное имеет смысл только по отношению к индивиду и ни в коей мере к группе индивидов, потому что только индивид предпочитает, оценивает и выбирает.

Не существует иных способов количественно определить верхнюю границу налога, кроме как опытным путём. Но мы живём в постоянно изменяющемся мире, включая изменяющиеся оценки, поэтому ситуация, приведшая к данным результатам, повторится в будущем разве что случайно. В некоторых случаях плательщик налога мог бы заранее что-то сказать по этому по этому поводу, но со стороны сборщика налога определение верхней границы всегда спекуляция. Даже если сборщик при этом полностью полагается на прошлые события (а не, скажем, на «ромашку»), сбор фактов, их интерпретация, взвешивание и понимание целиком и полностью задаются его собственными идеями, оценками, представлениями и предпочтениями. Возможно, это одна из причин, по которой правительства стремятся к стабильности.

Кроме «не слишком много для плательщика» критерий разумности налога подразумевает также «не слишком мало для сборщика». Но произвольность этого критерия не нуждается в доказательстве. Таким образом, ни в верхней, ни в нижней границе «разумного» налога нет ничего объективного, заданного или имеющего одинаковое значение для двух или более людей. Другими словами, называть любую конкретную величину налога «разумной» может только один человек и только до тех пор, пока его субъективное мнение не изменилось. Единственное, к чему может попытаться привязаться сборщик налога это его представление о величине верхней границы для некоторых плательщиков. Отсюда следует, что всегда будет преобладать тенденция установления налога на уровне, близком к такой верхней границе.

По поводу того, что плательщик налога выбирает между двумя альтернативами – заплатить или сопротивляться (уклониться), необходимо добавить следующее. Человек знает, скольких денег или других благ он лишается, если они отбираются непосредственно у него; соответственно, он осознаёт их ценность для себя. Но зачастую он не представляет себе полного масштаба нанесённого ему ущерба. Дело не только и не столько в косвенных или скрытых налогах, или в том, что не он непосредственно осуществляет платёж.

Человек платит за вещь определённую цену потому, что эта цена его устраивает. Для него не имеет значения, сидит в ней налог или нет – он предпочитает эту вещь тому количеству денег, которое просит производитель. При прочих равных условиях запрашиваемая производителем цена и оценка покупателем своих денег не изменятся от того, что был введён или отменён налог. Но совершенно точно прочие условия не останутся равными. Отмена налога увеличит прибыль производителя, что привлечёт в этот бизнес новых предпринимателей. Они увеличат спрос на факторы производства (включая труд), что приведёт к их подорожанию. Следовательно, станет выгоднее сберегать и создавать (инвестировать в) капитальные блага, что сделает труд более производительным и это еще больше увеличит заработную плату. С другой стороны, увеличившаяся конкуренция между предпринимателями заставит их предлагать или более разнообразные товары или более дешёвые. Введение любого налога в любом размере все описанные тенденции разворачивает в противоположную сторону.

Без налогов всё это точно было бы, но неизвестно, в чём именно оно бы выражалось для конкретного человека. Если высокая реальная заработная плата, высокий уровень жизни и благосостояние имеют для человека ценность, то налог лишает его этой ценности. Но проблема в том, что этот ущерб невозможно описать количественно или хотя бы с указанием на конкретные товары или услуги.

Всё это имеет значение для данной статьи постольку, поскольку в глазах плательщика отодвигает верхнюю границу налога; сборщик ориентируется на неё и отнимаемые им деньги представляют еще большую ценность для плательщика. Это не приводит к увеличению суммы налога, очищенной от инфляции, но приводит к увеличению ущерба с учётом сказанного в двух предыдущих абзацах.